Строители Байконура откапали в степи строение прошлой цивилизации

Я спрыгнул в котлован. Подошел и, переборов странный внутренний трепет, положил на плиту ладонь. — И что? — не выдержал Дима. — Что ты почувствовал? — Ничего, — просто ответил Павел Иванович. — И это было самое страшное. Она была абсолютно нейтральной. Не холодной, не теплой. Не гладкой, как стекло, и не шершавой. Она была... никакой. Будто моя рука касалась не материи, а самой идеи поверхности. От нее не исходило ни энергии, ни угрозы, ни информации. Только абсолютное, вечное спокойствие. Покой, которому миллионы, а может, и миллиарды лет. Я тогда вдруг остро почувствовал, насколько мы все — суетливые, шумные насекомые на теле чего-то непостижимо древнего. На следующий день прилетел вертолет из Москвы. Вышли люди в военных мундирах и ученые в очках. Они ходили вокруг плиты, что-то измеряли своими приборами, качали головами. Наш главный инженер спорил с каким-то генералом, отчаянно жестикулируя. Мы издалека слышали обрывки фраз: «Сроки горят!», «Невозможно извлечь!», «Обойдите, заложите новый котлован!». А потом самый главный из них, седой академик с усталыми глазами, сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь. Он сказал: «Мы не можем ее обойти. Мы не можем ее разрушить. Мы не можем ее изучить. Остается только одно — использовать». — В смысле, использовать? — не понял Дима. — В прямом, — усмехнулся старик. — Через два дня нам дали приказ. Плиту решено было оставить. И строить стартовый комплекс прямо на ней. Использовать ее как идеальное, незыблемое основание. Она была прочнее любой скалы, стабильнее любого фундамента, который мог бы создать человек. Они просто... вписали ее в проект. Мы залили ее тоннами бетона. Построили на ней газоотводные каналы, стартовый стол, фермы обслуживания. И никто, кроме нескольких десятков человек, не знал, что под сердцем советского космоса, под местом, откуда Юрий Гагарин шагнул к звездам, лежит артефакт, который не имеет никакого отношения к человеческой цивилизации. Мишку Сомова через неделю перевели на другой объект в Сибирь. С остальными провели беседу те самые люди в штатском. Объяснили, что за разглашение государственной тайны об «особенностях геологического строения площадки номер один» нас ждет очень долгая поездка в места, где небо еще мрачнее, чем в степи. И мы молчали. — Так что же это было, дед? — прошептал Дима, потрясенный.Павел Иванович допил свой чай и поставил чашку на стол. — Я не знаю, внучек. Может, это обломок корабля, потерпевшего крушение, когда на Земле еще динозавров не было. Может, это чья-то наблюдательная станция, которая ждет своего часа. А может... — он хитро прищурился, — ...может, это и не было случайностью. Может, кто-то очень давно оставил нам этот фундамент. Знал, что мы, глупые и шумные дети, дорастем однажды до мечты о небе. И оставил нам самую прочную опору во Вселенной, чтобы мы, оттолкнувшись от нее, смогли сделать свой первый шаг. Чтобы не оступились. Иногда мне кажется, что вся наша космонавтика началась не с Циолковского и Королёва, а с этой молчаливой черной плиты, которая терпеливо ждала нас в казахской степи. Мы думали, что строим путь к звездам, а на самом деле, мы просто встали на ступеньку, которую нам любезно подставили. Но как говорил Константин Циолковский: ❝ Земля — это колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели. ❞ Он встал и подошел к окну, глядя на огни вечернего города. — Так что, когда будешь проектировать свои мосты и здания, помни: самый лучший фундамент — тот, который ты не создавал сам, а тот, который сумел вовремя найти. И не побоялся на него опереться.https://dzen.ru/a/aHednFqyAhOpTeMg