Нефтяники на глубине 3 километра наткнулись на нечто
Недалеко, на поляне, стоял он. Тираннозавр. Я читал про них в книжках, видел картинки. Но картинка не передавала мощи. Это была не ящерица-переросток. Это была гора мускулов, созданная для убийства. Его голова была размером с наш бобик-уазик. Он разинул пасть, усеянную зубами-кинжалами, и взревел. Этот рев не был похож ни на что. Он не просто бил по ушам — он вибрировал в каждой клетке тела, парализуя волю. Я видел, как под его кожей ходят стальные мышцы, видел интеллект в его желтом, немигающем глазу. И в этом взгляде было одно — голод. Я понял, что для этого мира я — ничто. Просто кусок мяса, мелкое млекопитающее, случайная ошибка эволюции. Весь мой опыт, вся моя человеческая гордость рассыпались в прах перед этим совершенным хищником. Видение схлынуло так же внезапно, как и началось. Я снова стоял на промерзшем помосте буровой, ветер бил в лицо колючим снегом, а сердце колотилось где-то в горле. Лешка смотрел на меня понимающе. — Видели? — тихо спросил он. Я только смог кивнуть. Мы простояли так, наверное, час. Каждый, кто был на площадке, кроме начальника, не удержался и прикоснулся. И каждый видел что-то свое. Кто-то парил над доисторическим океаном вместе с птерозаврами, кто-то прятался от стаи мелких, юрких хищников, похожих на птиц. Мы молчали, потрясенные до глубины души. Мы заглянули в память планеты. А потом приехал Федор Иваныч. Он был на соседней скважине, его по рации вызвали. Увидел нашу застывшую бригаду, светящуюся лужу у устья и банку в руках геолога. — Это что за цирк?! — рявкнул он. — Что за фосфор? А ну убрать! План горит, нам нефть нужна, а не эта ваша алхимия! — Федор Иваныч, это открытие! — загорелся Лешка. — Это нужно в академию, в лабораторию! Это перевернет все представления о палеонтологии, о самой жизни! — Перевернет тебе зарплату, если к утру дебит не дадите! — отрезал начальник. — Мне премия нужна, а не динозавры в отчете. Составлен акт об аномальном химическом составе пласта, скважину признать бесперспективной и ликвидировать. Зацементировать и забыть. Всем всё ясно? Лешка пытался спорить, но против приказа не попрешь. Да и мы, мужики, хоть и были под впечатлением, понимали: расскажи кому — в дурдом отправят. А семьи кормить надо. Мы проработали всю ночь. Закачивали в скважину цементный раствор, глушили ее навсегда. Белая, светящаяся кровь земли уходила обратно в недра, унося с собой память о гигантских папоротниках и ящерах. Лешка успел припрятать ту самую банку, завернул ее в тряпье и спрятал в своих вещах. Через неделю нас перебросили на другой куст. Лешка уволился, сказал, что поедет в Москву, будет добиваться исследований. Я потом слышал, что его там подняли на смех. Какой-то профессор назвал его шарлатаном, банку с образцом то ли потеряли, то ли просто выкинули. Больше я о нем ничего не слышал. Матвей Петрович допил остывший чай и посмотрел на Андрея. Молодой геолог сидел не шелохнувшись, его глаза были широко раскрыты. — Так что, когда в следующий раз будешь смотреть на качалку, — закончил старик, — или на пробу нефти в колбе, помни: ты смотришь не просто на полезное ископаемое. Ты смотришь в глаза прошлому. В темные, глубокие глаза Земли. И кто знает, что она еще помнит там, на глубине в три километра.https://dzen.ru/a/aLFuLYKTAFg82567
Недалеко, на поляне, стоял он. Тираннозавр. Я читал про них в книжках, видел картинки. Но картинка не передавала мощи. Это была не ящерица-переросток. Это была гора мускулов, созданная для убийства. Его голова была размером с наш бобик-уазик. Он разинул пасть, усеянную зубами-кинжалами, и взревел. Этот рев не был похож ни на что. Он не просто бил по ушам — он вибрировал в каждой клетке тела, парализуя волю. Я видел, как под его кожей ходят стальные мышцы, видел интеллект в его желтом, немигающем глазу. И в этом взгляде было одно — голод. Я понял, что для этого мира я — ничто. Просто кусок мяса, мелкое млекопитающее, случайная ошибка эволюции. Весь мой опыт, вся моя человеческая гордость рассыпались в прах перед этим совершенным хищником. Видение схлынуло так же внезапно, как и началось. Я снова стоял на промерзшем помосте буровой, ветер бил в лицо колючим снегом, а сердце колотилось где-то в горле. Лешка смотрел на меня понимающе. — Видели? — тихо спросил он. Я только смог кивнуть. Мы простояли так, наверное, час. Каждый, кто был на площадке, кроме начальника, не удержался и прикоснулся. И каждый видел что-то свое. Кто-то парил над доисторическим океаном вместе с птерозаврами, кто-то прятался от стаи мелких, юрких хищников, похожих на птиц. Мы молчали, потрясенные до глубины души. Мы заглянули в память планеты. А потом приехал Федор Иваныч. Он был на соседней скважине, его по рации вызвали. Увидел нашу застывшую бригаду, светящуюся лужу у устья и банку в руках геолога. — Это что за цирк?! — рявкнул он. — Что за фосфор? А ну убрать! План горит, нам нефть нужна, а не эта ваша алхимия! — Федор Иваныч, это открытие! — загорелся Лешка. — Это нужно в академию, в лабораторию! Это перевернет все представления о палеонтологии, о самой жизни! — Перевернет тебе зарплату, если к утру дебит не дадите! — отрезал начальник. — Мне премия нужна, а не динозавры в отчете. Составлен акт об аномальном химическом составе пласта, скважину признать бесперспективной и ликвидировать. Зацементировать и забыть. Всем всё ясно? Лешка пытался спорить, но против приказа не попрешь. Да и мы, мужики, хоть и были под впечатлением, понимали: расскажи кому — в дурдом отправят. А семьи кормить надо. Мы проработали всю ночь. Закачивали в скважину цементный раствор, глушили ее навсегда. Белая, светящаяся кровь земли уходила обратно в недра, унося с собой память о гигантских папоротниках и ящерах. Лешка успел припрятать ту самую банку, завернул ее в тряпье и спрятал в своих вещах. Через неделю нас перебросили на другой куст. Лешка уволился, сказал, что поедет в Москву, будет добиваться исследований. Я потом слышал, что его там подняли на смех. Какой-то профессор назвал его шарлатаном, банку с образцом то ли потеряли, то ли просто выкинули. Больше я о нем ничего не слышал. Матвей Петрович допил остывший чай и посмотрел на Андрея. Молодой геолог сидел не шелохнувшись, его глаза были широко раскрыты. — Так что, когда в следующий раз будешь смотреть на качалку, — закончил старик, — или на пробу нефти в колбе, помни: ты смотришь не просто на полезное ископаемое. Ты смотришь в глаза прошлому. В темные, глубокие глаза Земли. И кто знает, что она еще помнит там, на глубине в три километра.https://dzen.ru/a/aLFuLYKTAFg82567
