Староверы общались с "духом" живущим в горе на Алтае.

Но я одинок. Моя память — это память камня, медленная, холодная. А ваша память — быстрая, яркая, полная чувств. Радость, горе, любовь, страх… Это согревает мое вечное одиночество. Я хочу, чтобы твой род стал моими глазами и ушами. Чтобы вы жили здесь, на моей земле, и никогда ее не покидали. Чтобы ваши жизни, от рождения до смерти, от первого крика до последнего вздоха, принадлежали мне. Ваша радость будет моей радостью. Ваше горе — моим горем. Вы станете хранителями моей памяти, живыми нитями в моем каменном полотне. Но если кто-то из твоего рода попытается уйти отсюда навсегда, его зов оборвется. Гора его не отпустит». Я похолодел. Это была не сделка с дьяволом. Это было нечто куда более глубокое и жуткое. Стать вечным заложником места, пусть даже в обмен на благополучие. — Дед мой, Семен, подумал о жене, о детях, о соседях, чьи лица стали серыми от голода. И согласился. «Будь по-твоему», — сказал он. И в тот же миг почувствовал, как невидимая нить протянулась от его сердца куда-то вглубь горы. Он вышел из пещеры, и мир был уже другим. Тихон посмотрел на меня. В его глазах не было ни страха, ни сожаления. Только глубокое, вековое принятие. — Когда он спустился в деревню, его ждали. С севера шла огромная туша лося, который будто сам шел на выстрелы охотников. В реке вода бурлила от рыбы. А ночью хлынул ливень, такой сильный, что земля пила и не могла напиться. С тех пор наша деревня не знала ни голода, ни мора. Урожаи всегда богатые, скот здоровый, дети рождаются крепкими. Мы живем, как в раю. В раю, из которого нет выхода. — Что значит — нет выхода? — прошептал я. — А то и значит. Мой дядька, младший сын Семена, после войны решил в город податься. Уехал. Через месяц пришло письмо, что он сильно занемог. Врачи руками разводили — здоров, а силы тают с каждым днем. Словно из него жизнь вытекает. Дед все понял. Послал за ним отца моего. Привезли его сюда, едва живого. И как только он вдохнул воздух здешний, как только увидел гору — в тот же день на ноги встал. Так и прожил здесь до старости. И другие пробовали. Племянник мой в Новосибирск учиться поехал. Через полгода вернулся. Говорит: «Тянет, дядя Тихон. Словно веревкой за душу тянет назад. Там — пустота, а здесь — дом». Он помолчал, глядя на догорающие угли в печи. — Мы не узники, пойми. Мы — хранители. Мы часть этого места, а оно — часть нас. Мы платим за благополучие своей свободой выбора. Но что есть свобода? Бежать по миру в поисках лучшей доли, нигде не находя покоя? Или пустить корни так глубоко, что станешь единым целым с землей, которая тебя кормит? Мы живем, любим, растим детей, хороним стариков. Мы помним. И гора помнит вместе с нами. Иногда, в тихие ночи, я подхожу к окну и смотрю на нее. И мне кажется, я чувствую ее… дыхание. Ее медленную, каменную мысль. И в ней есть и радость от свадьбы, которую мы играли на той неделе, и горе по старухе Аксинье, что померла весной. Все в ней. Рассказ был окончен. Мы сидели в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров и тиканьем старых ходиков на стене. Я смотрел на Тихона — спокойного, мудрого человека, живущего в гармонии со своей удивительной и страшной судьбой. Он не был рабом. Он был частью договора, заключенного его дедом из любви и отчаяния. Договора, который подарил жизнь, забрав взамен целый мир. Я подумал о своей жизни в большом городе. О суете, о вечной погоне за чем-то неуловимым — успехом, признанием, новым опытом. Я был свободен ехать куда угодно, делать что угодно. Но были ли у меня корни? Было ли у меня место, которое я мог бы назвать своим не по праву собственности, а по праву крови и духа? В тот вечер я понял, что мистика — это не выдумки про призраков. Это просто другая форма законов Вселенной, которые мы, со своей «научной» гордыней, разучились понимать. И что самый главный выбор в жизни — это не выбор между добром и злом, а выбор между свободой и корнями. На прощание Тихон пожал мне руку. Его ладонь была твердой и теплой, как нагретый солнцем камень. — Ты пиши свою книгу, — сказал он с легкой усмешкой. — Только помни: не все можно в слова облечь. Иное нужно просто почувствовать. Я уезжал на рассвете. Оглянувшись, я увидел величественный силуэт горы в лучах восходящего солнца. И мне на миг показалось, что она смотрит на меня. Не враждебно, а с бесконечным, древним любопытством. Как на бабочку-однодневку, пролетевшую мимо вечности.https://dzen.ru/a/aHeft_XhqktOUWmV