Дневник казака описывает встречу со странными существами в Сибири

А что с ними стало? С казаками? — спросил Пётр Семёнович, остановившись у окна, за которым сгущались лиловые сумерки. — Он пишет, что тот, высокий, отпустил его руку. И видения прекратились. Они молча развернулись и ушли обратно в свой провал. Гришка с Ондрюшкой молились, ничего не поняв. Степан велел им молчать об этом, чтобы не прослыть безумцами. Через два дня они вышли к своим. Он закончил дневник словами: «Теперь я знаю, что мир наш — не только то, что под солнцем ходит. Есть и другой. Глубинный. И мы для него — лишь гости шумные и недолгие. И когда-нибудь мы уйдем, а они останутся». Наступило долгое молчание. Пётр Семёнович смотрел в окно на древние стены Тобольского кремля, подсвеченные фонарями. — Знаешь, Лёша, в молодости, когда я только пришел сюда работать, мы с коллегой нашли в документах одного купца упоминание о «падучем камне», который он выменял у татар где-то за Уралом. Писал, что камень этот «холодит руку и в темноте светится синим огнем». Мы тогда посмеялись. Метеорит, фосфор, мало ли что. Проза жизни. А сейчас... Сейчас я думаю, может, мы зря всё пытаемся объяснить? Может, иногда нужно просто... удивиться? Он повернулся к Лёше. Взгляд его был усталым, но мудрым. — Это сенсация, парень. Но научная сенсация требует доказательств. А у тебя их нет. Только старая бумага. Если ты опубликуешь это как факт, тебя на смех поднимут. Скажут, выжил из ума молодой историк в пыльном архиве. Лёша кивнул. Он это понимал. — Я и не собирался. Это... для меня. Для диплома я возьму только бытовые описания. А это... пусть останется тайной Степана Ремезова. И нашей с вами. — Мудрое решение, — одобрил старик. — Некоторые тайны лучше оставить в покое. Они как старое вино. От долгой выдержки становятся только ценнее. Пётр Семёнович уже направился к выходу, но остановился в дверях. — Ты вот что, Комаров... Ты ту папку никуда не сдавай пока. Подержи у себя. Изучай. Мало ли... какие еще «хозяйственные вопросы» там подшиты. Он ушел, а Лёша остался один в наступившей тишине. Он снова взял в руки листы. Пальцы наткнулись на уплотнение в кожаном переплете самой папки, куда был подшит дневник. Что-то твердое, засунутое между слоями кожи. Аккуратно поддев ногтем, он извлек маленький, плоский и гладкий камень, темный, почти черный, похожий на речную гальку. Он положил его на ладонь. Камень был странно, неестественно холодным. Холоднее металла, холоднее стекла. Это был тот самый холод, о котором писал казак. Глубинный, идущий из самого нутра. Лёша поднес его к свету настольной лампы. Внутри черной глади на мгновение вспыхнула и погасла крошечная синяя искра. Он сидел, затаив дыхание, и смотрел на этот кусочек невозможного в своей руке. Наука, логика, скепсис — всё это отступило. Осталось только чистое, детское удивление, о котором говорил Пётр Семёнович. Мир оказался гораздо старше и удивительнее, чем он мог себе представить. И где-то там, в глухой сибирской тайге, под корнями вековых сосен, возможно, до сих пор существует другой, безмолвный и холодный мир, который однажды мельком увидел простой русский казак. Лёша осторожно положил камень рядом с дневником. Он знал, что никогда не поедет искать тот «провал в земле». Это было бы святотатством. Достаточно было просто знать. Знать, что на карте его мира появилось огромное белое пятно, на котором было написано: «Здесь обитают ящеры». И эта мысль не пугала. Она давала странное чувство покоя. На улице окончательно стемнело. Лёша встал, выключил лампу и пошел к выходу из архива, впервые за много лет чувствуя не вес знаний, а их окрыляющую легкость. Тишина провожала его шелестом страниц, похожим на далекий, едва слышный вздох.https://dzen.ru/a/aLm8i5EvWhb-GVw5