В бессонницу Гомера оживи
СТИХ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА Когда б я уголь взял для высшей похвалы – Для радости рисунка непреложной, – Я б воздух расчертил на хитрые углы И осторожно, и тревожно. Чтоб настоящее в чертах отозвалось, В искусстве с дерзостью гранича, Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось, Ста сорока народов чтя обычай. Я б поднял брови малый уголок И поднял вновь, и разрешил иначе: Знать, Прометей раздул свой уголёк, – Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу! Я б несколько гремучих линий взял, Всё моложавое его тысячелетье, И мужество улыбкою связал И развязал в ненапряженном свете, И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца, Какого не скажу, то выраженье, близясь К которому, к нему, – вдруг узнаешь отца И задыхаешься, почуяв мира близость. И я хочу благодарить холмы, Что эту кость и эту кисть развили: Он родился в горах и горечь знал тюрьмы. Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили! Художник, береги и охраняй бойца: В рост окружи его сырым и синим бором Вниманья влажного. Не огорчить отца Недобрым образом иль мыслей недобором, Художник, помоги тому, кто весь с тобой, Кто мыслит, чувствует и строит. Не я и не другой – ему народ родной – Народ-Гомер хвалу утроит. Художник, береги и охраняй бойца: Лес человечества за ним поёт, густея, Само грядущее – дружина мудреца И слушает его всё чаще, всё смелее. Он свесился с трибуны, как с горы, В бугры голов. Должник сильнее иска, Могучие глаза решительно добры, Густая бровь кому-то светит близко, И я хотел бы стрелкой указать На твердость рта – отца речей упрямых, Лепное, сложное, крутое веко – знать, Работает из миллиона рамок. Весь – откровенность, весь – признанья медь, И зоркий слух, не терпящий сурдинки, На всех готовых жить и умереть Бегут, играя, хмурые морщинки. Сжимая уголёк, в котором всё сошлось, Рукою жадною одно лишь сходство клича, Рукою хищною – ловить лишь сходства ось – Я уголь искрошу, ища его обличья. Я у него учусь, не для себя учась. Я у него учусь – к себе не знать пощады, Несчастья скроют ли большого плана часть ВСЕ НЕ ВОШЛО.. *** МОЯ ПАРОДИЯ Чего раздумывать подолгу, друг поэт, Бери уж уголь, разрождайся одой! Но лучше, взяв перо, макнуть – и вот скелет Стиха, что весь насыщен несвободой. Ещё удобней в руку ручку взять, Что шариковой (Шариков?) зовётся. Поэта слово может удивлять, Но мысль его вперёд несётся. До гаджетов не каждый смог дожить Ваятель поэтического слова. А то бы од под сотню наплодить Сумел бы этот мастер стопудово. А дальше углем, ручкой ли, пером, Компьютерною ли клавиатурой Орудуй автор явно иль тайком! Исполни долг свой пред литературой. Вглядись в глаза большого мудреца, Проникнись близостью душевной, не телесной. Проникшись, ты почувствуй в нём отца (До фазы гибельной, арестной). Восславь диктатора публично от души! В истории их было ох как много. Будет Ещё немало. Так что, автор поспеши И пошурши, а рифму гений ссудит. Поэт, себе ты на подмогу призови Пул эллинских имён, а также римских. В бессонницу Гомера оживи: В диктаторах черт море херувимских. Тугие паруса, Эсхилов Прометей – Сказания о подвигах далёких. И ты, поэт талантливый, сумей Восславить современников жестоких. Жестокость их во благо той стране, Которая диктаторов желает. А если не желает, то вдвойне Во благо – государство процветает. Диктатор обожает постоять В лучах любви и славы на трибуне. Однако не забудет пострелять Всех тех, кто недоволен накануне. Коль роста невысокого тиран, То комплексы душевные терзают. Но внешне он величествен, как хан: Враги пусть гнутся или убегают. Бессменный и бессмертный государь (Чего уж прятать общий взгляд ментальный!), Он всем отец родной (не только царь) И лидер на века национальный. Мы любим так его, что кушать нету сил. И я его люблю, как папу и как маму. Он друг спортсменов всех, детей. Он научил Любить меня его подошвы, словно даму. Конечно же, он светлый указал нам Путь В грядущее, какое ручкой не опишешь. Как, впрочем, и пером, и углем. Намекнуть Могу: не понял коль, себя на кол нанижешь. В текущей жизни ты не бойся сбить в мозоль Клавиатуру компа или гаджет разный. Иначе жизнь твоя в несчастную юдоль Немедля превратится. Перец этот ясный! Диктатор мыслью запросто своей одной Вторую в мире армию пошлёт на сечу. А если вдруг проигран в поле бой, То в телевизоре победу обеспечит. Да здравствует великий исполин И все другие в мире исполины! У каждого народа он такой один В текущую эпоху. Гните спины! В другой эпохе будет исполин иной. И снова поколенья будут спины гнуть иные. Путь каждый раз указан в рай прямой, А прошлые пути все были как один кривые. Друг всех спортсменов, всех детей и исполин, Вождь всех народов (своего народа также Хозяин, крепостник, рабовладелец-господин) В предательстве винит и саботаже Имеющих иные мысли о пути Развития страны и государства. Подход един для членов общества: блюсти Должны почтенье и не допускать бунтарства. Сегодня мы в счастье плавает страна. Иль в домнах плавится. И едут неотложки. Страна раскалена то ль добела, то ль докрасна, А друг народа: то ль Дорогин, то ль Дорожкин.
СТИХ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА Когда б я уголь взял для высшей похвалы – Для радости рисунка непреложной, – Я б воздух расчертил на хитрые углы И осторожно, и тревожно. Чтоб настоящее в чертах отозвалось, В искусстве с дерзостью гранича, Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось, Ста сорока народов чтя обычай. Я б поднял брови малый уголок И поднял вновь, и разрешил иначе: Знать, Прометей раздул свой уголёк, – Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу! Я б несколько гремучих линий взял, Всё моложавое его тысячелетье, И мужество улыбкою связал И развязал в ненапряженном свете, И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца, Какого не скажу, то выраженье, близясь К которому, к нему, – вдруг узнаешь отца И задыхаешься, почуяв мира близость. И я хочу благодарить холмы, Что эту кость и эту кисть развили: Он родился в горах и горечь знал тюрьмы. Хочу назвать его – не Сталин, – Джугашвили! Художник, береги и охраняй бойца: В рост окружи его сырым и синим бором Вниманья влажного. Не огорчить отца Недобрым образом иль мыслей недобором, Художник, помоги тому, кто весь с тобой, Кто мыслит, чувствует и строит. Не я и не другой – ему народ родной – Народ-Гомер хвалу утроит. Художник, береги и охраняй бойца: Лес человечества за ним поёт, густея, Само грядущее – дружина мудреца И слушает его всё чаще, всё смелее. Он свесился с трибуны, как с горы, В бугры голов. Должник сильнее иска, Могучие глаза решительно добры, Густая бровь кому-то светит близко, И я хотел бы стрелкой указать На твердость рта – отца речей упрямых, Лепное, сложное, крутое веко – знать, Работает из миллиона рамок. Весь – откровенность, весь – признанья медь, И зоркий слух, не терпящий сурдинки, На всех готовых жить и умереть Бегут, играя, хмурые морщинки. Сжимая уголёк, в котором всё сошлось, Рукою жадною одно лишь сходство клича, Рукою хищною – ловить лишь сходства ось – Я уголь искрошу, ища его обличья. Я у него учусь, не для себя учась. Я у него учусь – к себе не знать пощады, Несчастья скроют ли большого плана часть ВСЕ НЕ ВОШЛО.. *** МОЯ ПАРОДИЯ Чего раздумывать подолгу, друг поэт, Бери уж уголь, разрождайся одой! Но лучше, взяв перо, макнуть – и вот скелет Стиха, что весь насыщен несвободой. Ещё удобней в руку ручку взять, Что шариковой (Шариков?) зовётся. Поэта слово может удивлять, Но мысль его вперёд несётся. До гаджетов не каждый смог дожить Ваятель поэтического слова. А то бы од под сотню наплодить Сумел бы этот мастер стопудово. А дальше углем, ручкой ли, пером, Компьютерною ли клавиатурой Орудуй автор явно иль тайком! Исполни долг свой пред литературой. Вглядись в глаза большого мудреца, Проникнись близостью душевной, не телесной. Проникшись, ты почувствуй в нём отца (До фазы гибельной, арестной). Восславь диктатора публично от души! В истории их было ох как много. Будет Ещё немало. Так что, автор поспеши И пошурши, а рифму гений ссудит. Поэт, себе ты на подмогу призови Пул эллинских имён, а также римских. В бессонницу Гомера оживи: В диктаторах черт море херувимских. Тугие паруса, Эсхилов Прометей – Сказания о подвигах далёких. И ты, поэт талантливый, сумей Восславить современников жестоких. Жестокость их во благо той стране, Которая диктаторов желает. А если не желает, то вдвойне Во благо – государство процветает. Диктатор обожает постоять В лучах любви и славы на трибуне. Однако не забудет пострелять Всех тех, кто недоволен накануне. Коль роста невысокого тиран, То комплексы душевные терзают. Но внешне он величествен, как хан: Враги пусть гнутся или убегают. Бессменный и бессмертный государь (Чего уж прятать общий взгляд ментальный!), Он всем отец родной (не только царь) И лидер на века национальный. Мы любим так его, что кушать нету сил. И я его люблю, как папу и как маму. Он друг спортсменов всех, детей. Он научил Любить меня его подошвы, словно даму. Конечно же, он светлый указал нам Путь В грядущее, какое ручкой не опишешь. Как, впрочем, и пером, и углем. Намекнуть Могу: не понял коль, себя на кол нанижешь. В текущей жизни ты не бойся сбить в мозоль Клавиатуру компа или гаджет разный. Иначе жизнь твоя в несчастную юдоль Немедля превратится. Перец этот ясный! Диктатор мыслью запросто своей одной Вторую в мире армию пошлёт на сечу. А если вдруг проигран в поле бой, То в телевизоре победу обеспечит. Да здравствует великий исполин И все другие в мире исполины! У каждого народа он такой один В текущую эпоху. Гните спины! В другой эпохе будет исполин иной. И снова поколенья будут спины гнуть иные. Путь каждый раз указан в рай прямой, А прошлые пути все были как один кривые. Друг всех спортсменов, всех детей и исполин, Вождь всех народов (своего народа также Хозяин, крепостник, рабовладелец-господин) В предательстве винит и саботаже Имеющих иные мысли о пути Развития страны и государства. Подход един для членов общества: блюсти Должны почтенье и не допускать бунтарства. Сегодня мы в счастье плавает страна. Иль в домнах плавится. И едут неотложки. Страна раскалена то ль добела, то ль докрасна, А друг народа: то ль Дорогин, то ль Дорожкин.